Лиля Брик- муза Владимира Маяковского

На вопрос кто была вдохновительницей пролетарского поэта-трибуна Владимира Маяковского, его музой, каждый школьник с уверенностью ответит: Лиля Брик.

Ее образ стоит чуть ли не вровень с популярнейшим советским поэтом, все книги и мемуары литераторов советского периода пестрят этим двусложным именем – Брик-Маяковский (если быть точнее, Брики-Маяковский).

Создается впечатление, что поэт в сознательном возрасте  и не помышлял ни о ком другом, кроме Лили Брик, и был влюблен в свою музу поистине до гробовой доски.

Мало кто знает о запутанной интриге в жизни поэта  и истинных чувствах Маяковского к другой женщине, в которую был безгранично влюблен и жаждал соединить с нею свою судьбу( «Ты одна мне ростом вровень»).

Имя Лили Брик мрачной тенью встает между влюбленными, и судьба  поэта сворачивает в иное, трагическое русло…

Известный любовный треугольник Осип Брик- Лиля Брик- Маяковский – «классическая шведская семья» - не  нонсенс в послереволюционный период.

Вслед за  свержением монархии наступила полнейшая анархия. Большевики не знали, с чего начать, главное было – отмежеваться от всех  прообразов и устоев старого режима.

«Свободу крылатому Эросу!» - первой кинула клич хорошо подкованная в данном вопросе большевичка Коллонтай. Этому призыву в большевистской коммуне следовали многие государственные деятели и представители культуры (задачи партии превыше всего). В их числе вождь пролетарской революции В.И.Ленин (Надежда Крупская-Ленин-Инесса Арманд).

Маяковский даже сочинил поэму «Любовь!», где клялся любить неизменно и верно женщину, свободную в вопросах секса от предрассудков проклятого прошлого.

Лиля Брик была женщиной, избалованной вниманием мужчин и в силу своего характера достойной обожания.

В ней клокотала жизненная энергия, она могла преподнести себя, была умна и элегантна, - это был тип роковой женщины, способной делать из мужчин своих рабов. Ее черные глаза в нужный момент сверкали притягательным «ведьминским» пламенем – что и говорить, она умела пользоваться своими чарами.

Это касалось и ее бывшего любовника Владимира Маяковского, который, впрочем, с течением времени превратился в хорошего друга, с которым можно было обсудить даже подробности многочисленных интимных связей обоих на стороне.

Так или иначе, к 1929 году Лилю Брик и Маяковского уже не связывала прежняя страсть, так как интимные отношения закончились еще в далеком 1925 году. Скорее  это был устоявшийся, почти родственный союз двух, близких по духу, друзей. Но Лиля Брик оставалась «официально значиться»  его поэтической музой.  

Однако в 1929 году произошли события, значительно пошатнувшие ее благополучное почивание на лаврах бессменной музы великого пролетарского поэта.

Как нельзя кстати в данном случае вспомнить о женском коварстве, о феноменальных разрушительных способностях и непредсказуемой логике, которые просыпаются в женщине в одном случае – когда ее отвергают…

Итак, 1929 год. Маяковский только что вернулся из Ниццы, где собирался провести четыре недели, но уже на пятый день сбежал в Париж. Как ему показалось, он вернулся с небольшой температурой и по настоянию Эльзы Триоле обратился к доктору Сержу Симону.

Надо сказать, что Маяковский при всей своей монументальности отличался крайней болезненностью. Он постоянно был простужен, ходил с красным опухшим носом и влажными, холодными руками. Брался он за ручку двери не иначе как через носовой платок. Страшно боялся сквозняков и никогда не пил из чужого стакана.

Зачастую в кармане он носил миниатюрную мыльницу и салфетку и, поздоровавшись с незнакомым человеком, шел мыть руки своим «особым» мылом.

Кстати, считается, что дорогу во Францию Маяковскому проложил сенатор Монзи. Однажды  услышав поэта в Колонном зале, сенатор заявил: «Надо показать эту пасть в Париже». После того случая Маяковский почти ежегодно гулял по Елисейским полям.

Этот его вояж во Францию был шестым по счету. Неудачный отдых в Ницце, незнание языка, и потому зависимость от Триоле – все вызывало в нем раздражение. Он серьезно подумывал о том, чтобы вернуться в Москву раньше срока.

Это решительно расходилось с планами четы Эльзы  Триоле и Сержа Арагона (позже - знаменитый французский писатель-публицист).

Маяковский был баснословно щедр, водил супругов по ресторанам, делал дорогие  подарки.

Арагоны же в то время жили стесненно, буквально, в мансарде дешевого отеля. Арагон писал своего «Парижского крестьянина», и до его гремящей славы и лавины денег было еще далеко. 

Супруги  знали, чем можно развлечь сердцееда Маяковского.

Их знакомая, Татьяна Яковлева, как никто другой подходила на роль девушки, которая смогла бы вызвать его интерес. Она была русской, «не дурой» и, что было немаловажно, - любила поэзию и могла декламировать несчетное количество стихов.

Знакомство  Арагонов с Яковлевой было шапочным. Однако Эльза позвонила накануне, предлагая встретиться, но Татьяна отказалась, ссылаясь на нездоровье и визит к их общему знакомому доктору Сержу Симону.

Тогда Эльзе удалось заманить туда мнительного Маяковского, и знакомство состоялось.

После непродолжительной беседы Маяковский вызвался проводить новую знакомую до дома.

«В такси он снял пальто и укрыл мне ноги, - вспоминала Татьяна много позже. - Потом неожиданно сполз с сидения и стал с жаром объясняться в любви. Эта выходка страшно меня развеселила: такой огромный, с пудовыми кулачищами и ползает на коленях как обезумевший гимназист. Мы попрощались у моего дома, условившись встретиться завтра. С тех пор, до его отъезда в Россию, мы встречались ежедневно».

Вышло, как задумала Эльза – Маяковский «клюнул» на красивую девушку, в связи с чем его хандра тут же прошла, как и желание покинуть Париж прежде срока.

 «Маяковский с первого взгляда жестоко в нее влюбился», - писала в мемуарах Эльза Триоле. 

По поводу этой влюбленности она до поры до времени ничего не сообщала своей сестре Лиле Брик, это было ей совершенно не выгодно.

Маяковский возвращался  из-за границы всегда с кучей дорогих подарков, где обязательными были шелковые чулки и «нютина водичка» - духи для обожаемой Лили Брик. На этот раз от возлюбленной поступил особый заказ – автомобиль.

 «Прежде чем купить машину посоветуйся со мной телеграфно…, - пишет ему в Париж Лилечка Брик. - Где ты живешь? Почему мало телеграфируешь? Пишешь: еду в Ниццу, а телеграммы из Ниццы нет».

Лиля ни разу не спросила в письме о действительной цели, с которой в тот раз Маяковский направлялся в Ниццу.

Он встречался там  со своей внебрачной дочерью, которой к тому времени исполнилось 2 года.

С Елизаветой Петровной Джонс (в девичестве Зиберт) Маяковский познакомился на одном из своих поэтических вечеров под Нью-Йорком. Короткий роман закончился беременностью Элли.

Наконец наказ «московской повелительницы» выполнен – автомобиль куплен («рено, красавец серой масти»), теперь Владимир Владимирович целиком мог отдаться обрушившейся на него страсти.

«Я была польщена, заинтригована и слегка озабочена, - строки из мемуаров Татьяны Яковлевой. -  Меня беспокоило то, как устроить наши свидания, чтобы бабушка и близкие оставались в неведении…

Певец большевизма и  её внучка, выцарапанная с таким трудом из голодной, взбаламученной революцией России.

По счастью, дядя Саша был в отъезде, тетка пела где-то на гастролях с Шаляпиным, а бабушка выходила из дома редко и уж, конечно, не на Монпарнас, где в ту пору сходился весь аристократический мир Парижа».

Встречи Маяковского и Татьяны происходили обычно вечером.  Маяковский подъезжал на такси к ее дому на Монмартре, заранее позвонив, она выбегала, садилась в авто, а  уже по дороге они обговаривали маршрут.

Ходили по музеям – Татьяна потрясла Маяковского знанием живописи. Ужинали в недорогих бистро в целях конспирации – в дорогих ресторанах их могли бы узнать знакомые и доложить строгому дяде. Говорили обо всем, чаще о литературе, у них были общие вкусы. Чем еще  могла сразить  Татьяна искушенного сердцееда, любимца женщин?

Она была необычайно обаятельна, а сочетание золотистых волос с карими глазами придавало ее облику особый шарм и пикантность.

Очень высокая по тем временам (176-177 см) и потрясающе длинноногая. Не случайно, когда американский корреспондент спросил у Марлен Дитрих «Правда ли, что у вас самые красивые ноги в мире?» та ответила «Правда! Но у Татьяны лучше».

«Я была на выступлениях Маяковского, - вспоминала о том времени  Татьяна Яковлева, - которые проходили очень бурно – на них валил интеллигентный Париж – артисты Монпарнаса. Громадный успех имели «Солнце», «Облако в штанах». Маяковский имел колоссальный успех».

Они бывали  в Синема, в Опера, укрывались в ложе, глядя на балерину Анну Павлову. Татьяна, конечно, знала о романе дяди с великой балериной и их двухнедельной тайной поездке на Кипр. Часто бывали у Шухаевых и Познеров (предки телеведущего В.Познера). Именно на обеде у Шухаевых было впервые прочитано лирическое стихотворение « Письмо Татьяне Яковлевой».

Чуть позже появилось «Письмо к товарищу Кострову о сущности любви», которое Маяковский также посвятил своей возлюбленной и  читал у Познеров и Арагонов. 

Но наступил день расставания. Перед отъездом Владимир Владимирович подарил Татьяне Яковлевой записную книжку, куда собственноручно вписал оба стихотворения, а также оставил машинописный текст пьесы «Клоп», премьера которой состоялась через два месяца, с дарственной надписью «Танику – Волоще». Одновременно он заказывает в оранжерее розы, к которым прикладывает стихи:

«Мы посылаем розы вам

         чтоб жизнь

              казалась

                 в свете розовом

Увянут розы…

          а затем мы

                к стопам

                   повергнем

                     хризантемы…»

Всего записок было пятьдесят четыре, доставленных вместе с цветами посыльным.

«Он изумительный человек, - пишет Татьяна матери в Пензу. – Он распорядился, чтобы каждое воскресенье утром мне посылали бы розы до его приезда. У нас все заставлено цветами. Это очень симпатично, и, главное, так на него похоже…»

Маяковский забрасывает любимую посланиями. Из Парижа письма, как кажется влюбленному Маяковскому, идут гораздо медленнее.

«Мой любимый Таник, – пишет он, - письма такая медленная вещь, а мне так надо каждую минуту знать, что ты делаешь и о чем ты думаешь. Поэтому – телеграмлю. Телеграфь, шли письма – ворохи того и другого. Я так гиперболически радуюсь каждой твоей букве…»

«Подустал. А еще горы и тундры работы. Доработаю и рванусь видеть тебя. Если мы от всех этих делов повалимся (на разнесчастный случай) ты приедешь ко мне. Да? Да? Ты не парижачка, ты настоящая рабочая девочка. У нас тебя должны все любить и все тебе радоваться. Я  ношу твое письмо как праздничный флаг, и он развевается надо мной. И я не принижу его ни на миллиметр. Обнимаю тебя, родная, целую тебя и люблю, и люблю. Твой Вол».

Таня, действительно, была «рабочая девочка». В Париже она окончила школу Эколь де кутюр, увлекалась лепкой и рисунком. Кроме того, ближайшая подруга Татьяны Фатима Ханум Самойленко уговорила ее делать шляпки для парижанок, и они открыли совместную мастерскую, что дало ей некоторую финансовую свободу от дяди Саши. Карьера модели ее не прельщала, хотя ей не раз говорили, что с её ростом, фигурой и походкой она могла бы соперничать с лучшими манекенщицами Франции. Татьяна с не носила обуви на высоких каблуках, ходила широким, размашистым шагом, столь ценным в модельном бизнесе.

Кроме того, девушка была постоянно окружена поклонниками, от которых поступали предложения руки и сердца. После встречи и чудно проведенного с Володей времени Татьяна пребывала в раздумьях о своей дальнейшей жизни, в которой все было слишком запутано и неоднозначно…

Пылкий Маяковский заговорил о женитьбе уже в первую неделю знакомства. И потому завел разговор о  переезде Татьяны в Москву. Она попросила время подумать. После своего отъезда в СССР, он в своих письмах продолжает настаивать на том, чтобы в дальнейшем (после их свадьбы) она поселились в Москве.

Татьяна отмалчивается, ее в тот период больше волнует вопрос переезда в Париж  горячо любимой сестры Людмилы, застрявшей в СССР, и она надеялась на помощь Маяковского. По просьбе любимого "Таника" Владимир Владимирович принимает активное участие в судьбе Людмилы. Он шлет ей ежемесячно 30 рублей, устраивает учиться к К.Голейзовскому, отправляет отдыхать в Сочи, передает парижские посылки с подарками. Одновременно налаживает переписку с матерью Татьяны – Л.Н. Орловой.

А тем временем в Гендриковском переулке, где проживала семья Брик,  разразилась буря. В первом номере 1929 года «Молодой гвардии» было напечатано стихотворение Володи  «Письмо к товарищу Кострову…».

Лиля Брик – бессменная муза поэта на протяжении 12 лет – пришла в ярость. Впервые стихи посвящались не ей. Семейный скандал закончился битьем посуды.

Но умная Лиля, поостыв, поняла, что здесь нужны более действенные и не столь явные меры, иначе слава великого поэта перестанет греть ее (в прямом – материальном – смысле).

«Таник милый, мой любимый, - пишет тем временем  Маяковский Яковлевой  из Москвы, – без тебя совсем не нравится. Обдумай и пособирай мысли (а потом и вещи) и примерься сердцем своим, к моей надежде взять тебя в лапы и привезти к нам, к себе в Москву…»

В феврале 1929-го Маяковский «на  всех парах» мчится в Париж. Однако Татьяна и на этот раз определенного ответа не дает. По словам Эльзы, « Татьяна никогда не думала всерьез о возвращении с ним или без него в Советский Союз, который она всей душой ненавидела».

Маяковский тоже догадывается об этом, он чувствует, как их отношения потихоньку загоняются в тупик. Личная драма поэта начинает принимать реальные очертания. 

В апреле Маяковский покидает Париж, все еще терзаемый сомнениями по поводу ее решения отбыть с ним в Москву в качестве жены. Они отметили отъезд в ресторане «Гран Шомье». Это был веселый обед на прощание, когда люди расстаются, чтобы встретиться в самом скором времени.

«Помни, Таник, - сказал Владимир Владимирович, прощаясь на платформе вокзала, - я тебя люблю, как никого никогда не любил прежде. И пиши, иначе я сойду с ума или умру, как бешеная собака». 

Они условились, что встретятся в октябре.

Маяковский прибывает в Москву. В Париж летят письма, телеграммы с жалобами на тоску, уверениями в любви, с надеждой на скорую встречу... 

 После возвращения Маяковского из Парижа в расстроенных чувствах весной 1929 года Лиля неожиданно приглашает в гости  актрису МХАТа  Веронику Полонскую - красавицу, жену популярного актера Михаила Яншина, женщину легкого нрава, постоянно флиртующую за спиной собственного мужа.

Захандрившего на почве разлуки Маяковского Брики  затаскивают  на  ипподром, где  «неожиданно» знакомят  с Полонской.

Кокетливая, красивая, жизнерадостная женщина на время увлекает Маяковского. Вскоре Вероника начинает навещать его все чаще в  квартире на Лубянке.

 Любовница  с первых же минут встречи предупреждена о том, что у него есть любимая женщина, которая живет в Париже, и их отношения сразу же определились как свободные, что, собственно, устраивало обоих.

Татьяну тем временем мучают  предчувствия. Она влюблена, но не знает, как открыться близким. Она почти готова принести себя «в жертву политике» и отправиться в ненавистный СССР вслед за любимым.

 Она отправляет  письмо за письмом  в Россию, но… не получает на них ответов. Из газет узнает о том, что Маяковский летом 1929 года совершает большое турне по Кавказу,  отдыхает в пансионате на Минеральных водах.

 В сентябре он работает над пьесой «Баня». По окончании, как обычно, берет ходатайство на поездку во Всесоюзном обществе культурных связей с заграницей.

 Он настроен в последний раз серьезно поговорить с Татьяной и заодно узнать причину ее долгого молчания.

Еще в июле он сдает в журнал «Огонек» «Стихи о советском паспорте» - своеобразное заверение в своей преданности делу партии и государства. Однако стихи, как оказалось,  пролежали в редакции без движения. Они вышли в печать только после смерти поэта. На  такое пренебрежительное отношение к собственным «бессмертным» произведениям Маяковский не обратил бы внимания, если бы… не пришедший отказ о выезде.

Для него это был гром среди ясного неба, первый, но, к сожалению, не единственный случай в полосе начинающихся неудач. Поэт еще не подозревает, что это было … началом  конца…

Сразу же возникает вопрос: почему  отдел ОГПУ вдруг поменял свое отношение к пролетарскому поэту, который выезжал за рубеж не менее семи раз и ничего кроме славы и пользы для укрепления имиджа советской республики за границей не принес?

 Несомненно, ОГПУ, изучавшее досье каждого более-менее значимого человека, было давно в курсе его сердечных дел, как то и о существовании внебрачной  дочери поэта в США.

Почему же до какого-то момента на все его «невинные интрижки» советские органы закрывали глаза, а сейчас вдруг стали чинить препятствия?

Нет сомнений в том, что усомниться в пролетарской верности компетентным органам кто-то помог. Кто как не самый близкий человек мог добавить пару-тройку нужной ОГПУ информации? Во всяком случае, все указывает именно на его давно низвергнутую с пьедестала любви подругу – Лилю Брик, у которой, как известно, в данной организации были полезные связи.

Неспроста Н.Мандельштам, близко знавшая Маяковского и Брик, вспоминает: «Брик едва ли не первой начала употреблять нелитературные средства в литературной борьбе…»

Добавим, что некоторым писателям эти «нелитературные средства» стоили жизни.

Поэтому «роковой» и достаточно умной Лиличке ничего не стоило бросить несколько фраз о некорректном поведении Володи в Париже.

Нет, нет, это ни в коем случае не донос – просто искреннее беспокойство за судьбу пролетарского писателя и мировой авторитет молодой республики.

Дело Маяковского попадает «под колпак» ОГПУ, и он становится «невыездным».

Для отвода глаз Брикам  тоже на первых порах  было «отказано» в поездке в Лондон.

Маяковский подавлен, страшно страдает, не имея возможности увидеть любимую.

«Нельзя пересказать и переписать всех грустностей, делающих меня еще молчаливее. Детка, пиши, пиши. Я все равно не поверю, что ты на меня наплюнула!» - пишет он ей в своем последнем письме.

Любимая не отвечает, и у него возникают сомнения в ее верности, которые и без того постоянно  травмировали его самолюбие и отравляли  существование.

В тот момент многие знавшие поэта отмечали его замкнутость и постоянную депрессию.

Наконец Лиля Брик получила возможность опять принимать участие в  судьбе и влиять на поэта, посмевшего сделать попытку ускользнуть из-под ее влияния. Она делает вид, что всячески пытается помочь другу в преодолении ужасной хандры, в которую впал поэт.

А исподволь  продолжает свою уничтожающую политику. Последней каплей было прочтение  вслух письма от ее сестры Эльзы Триоле из Парижа, которое Брики получили в начале октября 1929-го.

«Володя ждал машину, он ехал выступать в Ленинград, - вспоминает великая интриганка Лиля Брик. – Я разорвала конверт и стала, как всегда, читать письмо вслух (ведь у них было условие ничего не скрывать друг от друга). Вслед за разными новостями Эльза писала, что Т. Яковлева, с которой Володя познакомился в Париже,  и в которую был по инерции влюблен, выходит замуж за какого-то, кажется, виконта. Что венчается с ним в Париже, в белом платье с флердоранжем. Что она вне себя от беспокойства как бы Володя не узнал об этом и не учинил бы скандал, который ей может повредить или даже расстроить брак... В конце письма Эльза просила ничего не говорить Володе. Но письмо уже прочитано. Володя помрачнел, встал и сказал: Я пойду. - Куда ты? Рано, машина еще не пришла. - Но он взял чемодан, поцеловал меня и ушел».

Спектакль великолепно срежиссирован самой Брик и блестяще ею же сыгран.

В обговоренном с сестрой письме (Эльза к тому же была неплохой писательницей) все продумано до мелочей.

Здесь и реальные персонажи (Маяковский лично знал симпатичного поклонника и давнего воздыхателя Татьяны виконта дю Плесси), и достоверность деталей, и беспокойство невесты, и подвенечный флердоранж (лирический поэтический символ)...

И то, что Лиля читает вслух в присутствии Маяковского, отлично осознавая, что режет ножом его сердце, и то, что просьба «ничего не говорить Володе» заботливо перенесена в конец письма, и этот злополучный подвенечный флердоранж, - все свидетельствовало о том, что мизансцена  определенно отработана и имеет вполне определенную цель.

Этого не понимал лишь ранимый, уязвленный в самое сердце поэт. Его вера в то, что все написанное Эльзой – правда, еще больше подогревали его и без того мрачные подозрения о том, что любимая забыла о нем, ведь  все его послания в Париж оставались безответными.

Только Брикам было известно о том, насколько Татьяна сама  была обеспокоена молчанием Маяковского.

 Письма из Парижа просто не доходили до Володи, как и его собственные письма до возлюбленной Татьяны, усилиями четы Брик они были задержаны  еще на почте и отправлены «для рассмотрения» в ближайший отдел ОГПУ.

А между тем, в том же октябре 1929-го Татьяна, задетая за живое молчанием «без пяти минут мужа» Маяковского, полгода до того не получавшая от него писем, переступив через собственное самолюбие, посылает ему письмо, в котором сообщает  о том, что к ней сватается виконт дю Плесси, «лихой автомобилист» и она не знает как ей поступить... Никакого упоминания о свадьбе в письме  еще нет.

Но и на это ее откровенное письмо  Маяковский «ответил» гробовым молчанием.

Историю с предложением руки и сердца парижская «сказительница» Триоле опередила на два с половиной месяца. Истолковав долгое «молчание» Володи по-своему, Татьяна решила, что влюбчивый импозантный поэт, окруженный толпой поклонниц, за время затянувшейся разлуки просто  охладел к ней. Кроме того, до нее дошли слухи (естественно, благодаря Эльзе), что его больше не выпустят за границу…

Венчание Татьяны с виконтом дю Плесси состоялось в декабре 1929-го.

«Мне не известно, отработала ли Лиля задание ОГПУ или ОГПУ по собственному почину помогало Лиле, но результат устроил обе стороны», - писала Татьяна Яковлева  позже в своих мемуарах.

История с замужеством Татьяны («ее коварная измена») стала сильным психологическим ударом для Владимира Маяковского. 

Он с головой уходит в работу и возобновляет свои ухаживания за Вероникой  Полонской.

Однако с той поры поэта начали преследовать "неприятности" нарастающие как снежный ком – машина, запущенная Лилей Брик, набирала обороты.

Начались неполадки с «Баней». Репертком чуть ли не ежедневно устраивал обсуждения пьесы на различных худсоветах, где поэта обвиняли в халтуре.

Наконец 23 января 1930 года состоялась долгожданная премьера «Бани», после которой местные газеты разнесли ее в пух и прах.

В газетах одна за другой появлялись статьи, обвинявшие поэта чуть ли не в антисоветизме.

Окружающие поняли, что  на поэта началась настоящая, кем-то хорошо организованная,  травля. 

21 января на траурном митинге, посвященном очередной годовщине со дня смерти вождя революции, Маяковский читает свою поэму «В.И.Ленин» в присутствии всех членов Политбюро и, судя по всему, имеет оглушительный успех.

Однако неделей позже, в опубликованном «Огоньком» списке наиболее значительных работ о вожде  его поэма не числится...

Наконец и сам поэт понимает, что все, происходящее с ним, не случайно. Напуганный травлей рапповцев (партия РАПП), он объявляет созданный им в июле 1929 года РЕФ (Революционный фронт) устаревшим и переходит в РАПП.

После такого шага ближайшие соратники отворачиваются от него. Дружеские отношения с ним разрывают даже близкие из близких – Н. Асеев и В. Кирсанов.

Наконец подходит время открытия его персональной выставки «20 лет работы». Маяковский отправляет приглашение всем членам Политбюро, правительственным чиновникам. Но никто из них не появился на выставке, как и братья по перу.

И, наконец, последней каплей во всей этой фантасмагорической череде событий стало выступление Владимира Маяковского в Плехановском институте. Он пришел уставший, совершенно больной, в мрачном предчувствии страшной беды.

Перед выступлением работник типографии показал поэту его портрет с надписью «В. Маяковского – великого революционного поэта, замечательного революционера поэтического искусства, неутомимого соратника рабочего класса – горячо приветствует «Печать и революция» по случаю двадцатилетия его творческой и общественной деятельности».

 Приветствие должно было появиться в журнале накануне открытия выставки, однако по приказу свыше было вырезано из уже готового тиража.

Окончательно добитый этим известием Маяковский появляется на хорошо знакомой сцене Плехановского института.

В горле – непроизвольный спазм, а в зале и вовсе творится невообразимое – смех и гогот, выкрики, что его стихи - очевидная мура и непонятны простому читателю. Интересно, что «подсадная утка» в зале,  работающая по заданию все того же ОГПУ – человек по фамилии Крикун.

Для впечатлительного, эмоционального поэта все происходит словно в кошмарном сне. Впервые он покидает сцену не победителем, не под несмолкаемые аплодисменты благодарных зрителей, а побежденным - под уничижительное улюлюканье и свист тех, кому он посвящал свои амбициозные пролетарские гимны.

Отношения с Полонской тоже заходят в тупик. Отчаявшийся Маяковский в категоричной форме предлагает ей разойтись с мужем, артистом Яншиным, уйти из театра и переехать к нему.

Каждое их объяснение в ту пору заканчивается бурной ссорой, выяснениями, Маяковский, доведенный последними событиями до «точки», намекает Полонской на самоубийство в случае, если и она покинет его. На что не на шутку перепуганная Вероника Полонская советует поэту обратиться к психиатрам. 

…Утром 14 апреля 1930 года Маяковский заехал за актрисой домой и привез ее в комнату на Лубянке. Прямо с порога, не снимая пальто и шляпы, он вдруг уселся на пол и заплакал навзрыд, уронив лицо в ладони. Началась обычная для этого периода его жизни истерика.

Полонская опаздывала на репетицию, к тому же  их встречи с некоторых пор ее начали тяготить. Вместо обычного приятного флирта со знаменитостью она была втянута в чужую личную драму – это не входило в ее планы, как и расставание с безгранично влюбленным в нее и потому терпящим все ее интрижки на стороне Яншиным.

Она была не настолько глупа, чтобы не понимать происходящего. Но закончить затянувшийся роман сейчас же, видя состояние поэта, все же не решалась. Поэтому, кое-как успокоив Маяковского, поспешила удалиться.

Однако не успела она дойти до парадной двери, как услышала выстрел. Полонская еще застала поэта живым. На его груди расплывалось кровавое пятно, а по лицу разлилась молочная бледность. Жизнь отсчитывала последние секунды, и ничего уже нельзя было поправить…

15 апреля, во вторник, из Лондона прилетели Брики, а в четверг состоялись пышные похороны «великого пролетарского поэта».

На сей раз пришли все – и друзья, и недруги. Некоторые плакали.

На поминках в Гендриковом пили традиционный чай, даже слышался смех – трагедию здесь восприняли буднично...

Позднее Лиля Брик, дабы отвести от себя все подозрения, так охарактеризовала это самоубийство: «Да ведь это не первая попытка была, а третья: первая была в Петрограде, в 1915 году, тогда пистолет дал осечку. Почему застрелился? Потому что ненормальным был».

Как бы сложилась судьба пролетарского поэта, если бы ему не помешали встретиться с любимой Татьяной, сказать трудно.

Как и сложно себе представить, что  произошло бы с ней самой, вернись она в Россию в качестве жены  Маяковского.

 Скорее всего, учитывая связи и возможности «отставной музы» Лили Брик, рано или поздно она разделила бы участь большинства возвращенцев (патриотов), отправившихся в лагеря ГУЛАГа или сгинувших в застенках ОГПУ.

Несомненно одно, - данный «адюльтер» с бывшей соотечественницей  сыграл в судьбе пролетарского поэта свою трагическую роль.

Об этом  совершенно ясно пишет наиближайший друг, посвященный во все сердечные дела поэта, В. Каменский Л. Орловой – матери Татьяны:

«Простите, Любовь Наумовна, но писать о причинах смерти моего друга юности Володи Маяковского сейчас не могу, т.к. до сих пор не в силах отнестись к этому более спокойно… Одно ясно – Таня, несомненно, явилась одним из слагаемых общей суммы назревшей трагедии. Это мне было известно от Володи: он долго не хотел верить в ее замужество. Полонская особой роли не играла. За эту зиму (мы постоянно встречались) Володя был одинок как никогда и нигде не находил себе места. Нервничал до крайности, метался, пил. Он израсходовал свои силы, сгорел на огне работы и жизни»...

Перед тем, как нажать на курок, Маяковский оставил записку с предсмертными строками:

Как говорят – 

           «Инцидент исчерпан»

любовная лодка

              разбилась о быт.

я с жизнью в расчете

              и незачем перечень

                       взаимных болей,

                                бед

                                         и обид…

Каждая из трех дам сердца поэта отнесла эти стихи на свой счет.

Принято считать, что посвящены они незабвенной Лиле Брик. Однако, судя по всему, как раз ее эти строки касались  менее всего. Их интимные отношения прервались еще в далеком 1925 году, она была не более, чем идеологическим соратником поэта, хорошим другом.

И уж точно, не Веронике Полонской, с которой он сошелся от тоски и одиночества, следуя скорее « зову мужской плоти». Она утверждает в воспоминаниях, что Маяковский сам говорил, что «эти стихи – Норочке». Однако стихи были взяты поэтом из дневников, и датировались началом 1929 года, когда в самом разгаре был  непростой, бурный роман с эмигранткой Татьяной Яковлевой.

«Любовная лодка» разбилась, как показалось Маяковскому, о быт, а на самом деле -  об эгоизм окружающих его людей, о стену человеческой несвободы, которые добротно выложили коммунисты.

После смерти Маяковского Лиля Брик ринулась в атаку, вроде бы защищая доброе имя поэта от окололитературных деятелей.

На самом же деле прагматичная муза боялась одного – если низвергнут идола, уйдет в забвение и ее имя.

Потому она пошла верным, проторенным путем - пишет обстоятельное письмо И. Сталину (сказывается удачный опыт сотрудничества с ОГПУ) с указанием фамилий обидчиков, чернивших имя «великого пролетарского поэта, которого знает и ценит весь трудовой мир».

На данном письме Сталин ставит свой приговор «склочникам»:

«Свяжитесь с ней (Брик), или вызовите ее в Москву, привлеките к делу Таль и Мехлиса и сделайте, пожалуйста, все, что упущено Вами. Если моя помощь понадобится, я готов. Привет! И.Сталин».

Так Лиля Брик вошла на советский пьедестал литературы вместе с Маяковским. И, разумеется, как его официальная муза и наследница, имеющая к тому же «полезные связи» на всех уровнях советской государственности, она постаралась уничтожить любые воспоминания о «самой чистой, безоглядной и настоящей» любви поэта, певца пролетарской революции  - Владимира Маяковского.